Гуляли под предлогом осмотра старых кварталов города.
Всматривались в лица домов сквозь белые хлопья.
Ели размыкали слипшиеся от снега ресницы.
Стряхивали с плеч, за пять минут снова появляющиеся сугробики.
Он - уверенно большими шагами, она - увязая в снегу, семеня, топала рядом.
Мимо классицизма, постмодернизма, сталинок, иногда - барокко, еще удивительнее - хрущевок.
Мимо желтых и красных окон - теплых и уютных, мимо черных или серых - мрачных и одиноких.
Мимо "очень знаю" и "никогда удивительно".
Мимо еврейского вопроса, Бога, Двадцати веков, этносов, усталости и замираний сердца.
Сидели в кафе с видом на Гольфстрим и чужие, мимо пробегающие жизни, лопали пироженки, пили с бергамотом, и наслаждались (именно наслаждалсиь!) обществом (думаю, у богатых внутренне людей внутри именно общество))
друг друга.
А потом она смотрела снизу вверх на скулы, нос и длинные ресницы.
Он говорил - что преданно, она утверждала, что этого не может быть.
Внутри боялась, что он все читает по лицу, но не смотреть преданно не могла.
Потому что взгляд снизу вверх - он всегда преданный.
Даже когда в тебе метр восемьдесят сантиметров.