- Нет, -солгал я"
пятница, 01 октября 2004
Take care.
" А правда, что все журналисты мечтают написать роман?
- Нет, -солгал я"
- Нет, -солгал я"
Take care.
Я была на "5'nizze"!!!!!
Превосходно. Восхитительно. Потрясающе. Великолепно.
Выше похвал!
Я в восторге.
Превосходно. Восхитительно. Потрясающе. Великолепно.
Выше похвал!
Я в восторге.
четверг, 30 сентября 2004
Take care.
Она рассматривает лавочку с таким упорством. Словно это китайские игрушки восемнадцатого века. На что же ты решаешься?
Она поднимает голову:
- Почему ты в институте общаешься только со мной?
Какой сложный вопрос…
- Не знаю.
- Врешь ведь. Знаешь.
Конечно, знаю. Конечно, вру.
Я молчу. Как несколько минут объяснить всю мою жизнь?
Как одной фразой объяснить, что мне без нее уже никак?
Как объяснить, одним предложением что она - центр моей вселенной?
Я молчу.
Как я могу объяснить ей в нескольких словах всю свою жизнь?
Про свою семью, где отец - алкоголик, а мать вкалывает в магазине с восьми утра до одиннадцати вечера, и мне не о чем с ними разговаривать. Что в школе меня ненавидели и учителя и одноклассники, я была умнее многих учителей. Моя врожденная грамотность сыграла со мной злую шутку. Что меня закрывали в школе одну, и я ночевала в пустом классе одна, а мои родители даже не заметили, что меняет, нет дома. Как обяснить, что дома я не хочу ни с кем разговаривать, а в школе никто не хотел разговаривать со мной. Что я привыкла пестовать свое одиночество. Что она единственный человек, который мне искренне улыбнулся, что она первая, кому моя жизнь стала, по-человечески, интересна... Что ради ее десяти минут жалости я отдам последнее.
Fuck, я даже смогу умереть ради нее.
Как я могу объяснить ей, что она центр моей вселенной. Как?
- Ты не ответила.
Что я могу ей ответить?
Она поднимает голову:
- Почему ты в институте общаешься только со мной?
Какой сложный вопрос…
- Не знаю.
- Врешь ведь. Знаешь.
Конечно, знаю. Конечно, вру.
Я молчу. Как несколько минут объяснить всю мою жизнь?
Как одной фразой объяснить, что мне без нее уже никак?
Как объяснить, одним предложением что она - центр моей вселенной?
Я молчу.
Как я могу объяснить ей в нескольких словах всю свою жизнь?
Про свою семью, где отец - алкоголик, а мать вкалывает в магазине с восьми утра до одиннадцати вечера, и мне не о чем с ними разговаривать. Что в школе меня ненавидели и учителя и одноклассники, я была умнее многих учителей. Моя врожденная грамотность сыграла со мной злую шутку. Что меня закрывали в школе одну, и я ночевала в пустом классе одна, а мои родители даже не заметили, что меняет, нет дома. Как обяснить, что дома я не хочу ни с кем разговаривать, а в школе никто не хотел разговаривать со мной. Что я привыкла пестовать свое одиночество. Что она единственный человек, который мне искренне улыбнулся, что она первая, кому моя жизнь стала, по-человечески, интересна... Что ради ее десяти минут жалости я отдам последнее.
Fuck, я даже смогу умереть ради нее.
Как я могу объяснить ей, что она центр моей вселенной. Как?
- Ты не ответила.
Что я могу ей ответить?
вторник, 28 сентября 2004
Take care.
Нужны ли мы нам? (с)
Take care.
Стать своей любви могильщиком.
Закидать землей.
Произнести молитву.
Возложить цветы.
Развернуться и уйти.
и знать, что
там, под слоем земли, в этом дубовом узком гробу, бьется, немая, израненая, срывая пальцами бархатную обивку, загоняя длинные занозы под ногти, сдирая их в кровь, пытаясь вдохнуть в себя глоточек воздуха, но делая лишь тщетные движениями мышцами, остервенело бьющаяся всем телом о доски, выгибаясь дугой и никак не умирающая...
ЛЮБОВЬ.
Закидать землей.
Произнести молитву.
Возложить цветы.
Развернуться и уйти.
и знать, что
там, под слоем земли, в этом дубовом узком гробу, бьется, немая, израненая, срывая пальцами бархатную обивку, загоняя длинные занозы под ногти, сдирая их в кровь, пытаясь вдохнуть в себя глоточек воздуха, но делая лишь тщетные движениями мышцами, остервенело бьющаяся всем телом о доски, выгибаясь дугой и никак не умирающая...
ЛЮБОВЬ.
Take care.
Во мне очень много слишком красной темной крови.
Бурлящей, наполненной ненавистью, презрением и обостренной неприязнью…
Хочется излить на землю звенящие тугие капли, освободить душу от клокочущей , бушующей массы…
Обрести, наконец, успокоение. И пусть ненадолго, но получить хоть немного здорового сна, не полуобморочного забития, а сна. Всласть, в удовольствие, с красивыми дивными картинами, о драконах, о море, о полетах...
Боже, как давно я не летала во сне...
Бурлящей, наполненной ненавистью, презрением и обостренной неприязнью…
Хочется излить на землю звенящие тугие капли, освободить душу от клокочущей , бушующей массы…
Обрести, наконец, успокоение. И пусть ненадолго, но получить хоть немного здорового сна, не полуобморочного забития, а сна. Всласть, в удовольствие, с красивыми дивными картинами, о драконах, о море, о полетах...
Боже, как давно я не летала во сне...
Take care.
Следствие неуверенности в себе - нравится тот, кому нравишься ты. Ни к чему хорошему не ведет. Быстро проходит.
понедельник, 27 сентября 2004
Take care.
раненый в висок
мыслью глупой я...
слезы на песок,
смысл бытия
И не встать с колен
нашим голосам
в письменном столе
прячем небеса...
и город залит тишиной
и нам теперь не найти..
кто-то ушел в мир иной
все остальные в пути...
(с)

мыслью глупой я...
слезы на песок,
смысл бытия
И не встать с колен
нашим голосам
в письменном столе
прячем небеса...
и город залит тишиной
и нам теперь не найти..
кто-то ушел в мир иной
все остальные в пути...
(с)

воскресенье, 26 сентября 2004
Take care.
Он зашел в вагон метро. Невысокий, большеглазый, в серой кепке в крупную черную клетку. Встал у двери и, не отрываясь, смотрел в окно. Стекло тускло поблескивало, отражая размеренное мелькание огней. Надпись «не прислоняться» была в отпечатках чьих-то пальцев и ладоней. Когда–то теплых, живых. Он приблизился лицом к окну, словно всматриваясь, замер на секунду, а потом прижался к нему щекой. По телу пробежали мурашки, так неожиданна был прохлада стекла, несколько мгновений находился в этом положении, прислушиваясь к ощущениям, потом оторвался, и, закрыв глаза, начал водить щекой по поверхности стекла. Медленно, с трепетом и тихой нежностью.
Вдруг, резко оторвался, словно почувствовав взгляды внимательных желчных глаз.
Отвернулся от стекла, неторопливо вышел на середину вагона. И под прицелом колких взглядов прошел в другой конец вагона. Одной рукой взялся за поручень. Положил лохматую голову на плечо. Поезд замедлял ход, и как только открылись двери, он вылетел на пустую станцию. Поезд закрыл двери и дернулся. Перрон медленно поплыл. Парня закрыло колонной. Поезд ехал дальше, открывая вид сбоку.
За колонной никого не было.
Вдруг, резко оторвался, словно почувствовав взгляды внимательных желчных глаз.
Отвернулся от стекла, неторопливо вышел на середину вагона. И под прицелом колких взглядов прошел в другой конец вагона. Одной рукой взялся за поручень. Положил лохматую голову на плечо. Поезд замедлял ход, и как только открылись двери, он вылетел на пустую станцию. Поезд закрыл двери и дернулся. Перрон медленно поплыл. Парня закрыло колонной. Поезд ехал дальше, открывая вид сбоку.
За колонной никого не было.
Take care.
Проснулась в 9. Из дома выбежала в 9.10
Через полчаса должна быть на работе.
Едет по эскалатору, наплевав на всех, довершает утренний марафет, красит ресницы.
Выбигая из метро притормаживает у ларька.
Там, в окошке, на уровне ее глаз - чьи-то брюки.
Точнее их промежуток между поясом и коленями.
С недоумением обращается к этому промежутку.
- Здравствуйте. Мне бы сока. Яблочного.
Брюки немного приседают, расплываются в складках улыбки.
- Да, пожалуйста. Большого, маленького?
Завороженная игрой складок, отвечает:
- Большого...
Брюки подмигивают, и чья-то руки ставит перед ее носом сок.
Она смущается, берет сок и уходит, провожаемая взглядом брюк.
Потом работа.
Листы, цвета, восход, затекает утро...
Пустой, механический день связывает руки... (с) Мультfильмы
Не смотря на то, что Ее работа - "впаривать", и справляется Она с ней очень даже неплохо,в этот день Ее уверенность в собственных способностях колеблют две девчушки-агентши. Она говорит с ними пять минут, и когда они уходят, Она грустно смортит им в спину и машет вослед только что купленными трусиками-стрингами, ловя себя на мысли, что слава Богу, это не надувная лодка или гинекологическое кресло.
Трусики в хозяйстве хотя бы пригодятся.
Весь Ее сегодняшний заработок уйдет на оплату интернета.
Скзать, что Ее душит жаба, ничего не сказать.
Это земноводное вцепилось своими мокренькими зелеными лапаками Ей в шею,
и с завидным упорством и наслаждением бьет Ее голову об кирпичную стену.
На сегодняшнюю зарплату можно было накупить множество синих роз
и устлать лепестками всю Ее небольшую комнату.
Или беспробудно бухать целую неделю, ни в чем себе не отказывая...
Она едет домой, со странным ощущением, что видит себя со стороны.
Грустную, усталую, в черном...
Она садиться в трамвай, (такой новый трамвай, сидения вдоль вагона...
как в метро, только здесь от дотошных взглядов не спрятаться в электрическом свете) дневной слишком ярок, как свет хирургических ламп), и у нее перед глазами оказывается чья-то рука.
Бледная, с красивыми ровными ногтями, овальной формы. Мужская.
За все восемь остановок рука ни разу не пошевелилась.
Сил, посмотреть на хозяина этой руки так и не нашлось...
Через полчаса должна быть на работе.
Едет по эскалатору, наплевав на всех, довершает утренний марафет, красит ресницы.
Выбигая из метро притормаживает у ларька.
Там, в окошке, на уровне ее глаз - чьи-то брюки.
Точнее их промежуток между поясом и коленями.
С недоумением обращается к этому промежутку.
- Здравствуйте. Мне бы сока. Яблочного.
Брюки немного приседают, расплываются в складках улыбки.
- Да, пожалуйста. Большого, маленького?
Завороженная игрой складок, отвечает:
- Большого...
Брюки подмигивают, и чья-то руки ставит перед ее носом сок.
Она смущается, берет сок и уходит, провожаемая взглядом брюк.
Потом работа.
Листы, цвета, восход, затекает утро...
Пустой, механический день связывает руки... (с) Мультfильмы
Не смотря на то, что Ее работа - "впаривать", и справляется Она с ней очень даже неплохо,в этот день Ее уверенность в собственных способностях колеблют две девчушки-агентши. Она говорит с ними пять минут, и когда они уходят, Она грустно смортит им в спину и машет вослед только что купленными трусиками-стрингами, ловя себя на мысли, что слава Богу, это не надувная лодка или гинекологическое кресло.
Трусики в хозяйстве хотя бы пригодятся.
Весь Ее сегодняшний заработок уйдет на оплату интернета.
Скзать, что Ее душит жаба, ничего не сказать.
Это земноводное вцепилось своими мокренькими зелеными лапаками Ей в шею,
и с завидным упорством и наслаждением бьет Ее голову об кирпичную стену.
На сегодняшнюю зарплату можно было накупить множество синих роз
и устлать лепестками всю Ее небольшую комнату.
Или беспробудно бухать целую неделю, ни в чем себе не отказывая...
Она едет домой, со странным ощущением, что видит себя со стороны.
Грустную, усталую, в черном...
Она садиться в трамвай, (такой новый трамвай, сидения вдоль вагона...
как в метро, только здесь от дотошных взглядов не спрятаться в электрическом свете) дневной слишком ярок, как свет хирургических ламп), и у нее перед глазами оказывается чья-то рука.
Бледная, с красивыми ровными ногтями, овальной формы. Мужская.
За все восемь остановок рука ни разу не пошевелилась.
Сил, посмотреть на хозяина этой руки так и не нашлось...
суббота, 25 сентября 2004
Take care.
Сплошное недоразумение, дочь двух отцов,
дитя трех садиков,
учащаяся двух классов,
студентка четырех вУЗов...
Мишень для шуток и парадоксов судьбы.
дитя трех садиков,
учащаяся двух классов,
студентка четырех вУЗов...
Мишень для шуток и парадоксов судьбы.
пятница, 24 сентября 2004
Take care.
Выдалась замечательная возможность познакомиться с одноклеточным.
Мальчик с упорностью маньяка утверждает, что айкью у него 15.
На мое замечание, с непередаваемым упорством, говорит, что не знает,как у всех, а у него 15, и он этим вполне доволен...
Мальчик с упорностью маньяка утверждает, что айкью у него 15.
На мое замечание, с непередаваемым упорством, говорит, что не знает,как у всех, а у него 15, и он этим вполне доволен...
четверг, 23 сентября 2004
Take care.
Не могу понять – я самопротиворечие или я само противоречие?
Take care.
Начать коолекционировать умершие дневники?
Take care.
- И что-то в сердце засвербило. Не дело это – заменять.
вторник, 21 сентября 2004
Take care.
Рисование мелками на Дворцовой площади, гуляние с синими пакетами на голове по Невскому, сидение на гранитных парапетах (я всегда путала их с паперетями),
подсчет похожих номеров у машин, постоянно попадающиеся на дороге свадьбы и симпатичные невесты, странные дворы, в которых, без сомнения, не хватает надписи "wellcome to hell", открытки с советскими лозунгами, и наиболее полубившаяся - с надпиью "Наши дети не должны болеть поносами", с изображением почему-то оранжевого дитенка (почему оранжевого-то?) и много чего еще хорошего.
Хороший был день.
подсчет похожих номеров у машин, постоянно попадающиеся на дороге свадьбы и симпатичные невесты, странные дворы, в которых, без сомнения, не хватает надписи "wellcome to hell", открытки с советскими лозунгами, и наиболее полубившаяся - с надпиью "Наши дети не должны болеть поносами", с изображением почему-то оранжевого дитенка (почему оранжевого-то?) и много чего еще хорошего.
Хороший был день.
понедельник, 20 сентября 2004
Take care.
- Тебя давно нет, ты болеешь?
- да, интернетом...
- да, интернетом...
Take care.
Она никогда ему не пренадлежала, и никогда не будет.
Она никогда не будет жалеть о нем..
Она не уверена, что вспомнит его через 10 лет.
Может быть, разгребая старые милые фотографии,
она наткнется на его простоватое улыбчивое лицо.
Это будут их совместные фотографии, но сделанные им для него же.
Они в Питере на кваритре у его знакомых, а вот он обнимает ее плечи, в метро.
Или вот, где он пытается отобрать у нее сигарету.
И есть во всех этих фотографиях одно - на всех у нее отстраненное лицо.
Просто она никогда его не любила, она позволяла ему быть рядом с собой.
Но сейчас она с ним.
Она нужна ему.
Она должна быть с ним в эти моменты его жизни, потому что он абсолютно один.
Один в огромном городе.
И она заполняет его пустоту. Собой.
И ей приятно то, что она нужна ему.
Она делает его жизнь яркой и не банальной.
Она заполняет каждый их вечер теплом и тихим счастьем.
Он любит ее. Ему так хочется любить...
Вот только ее пустоту он заполнить не сможет, даже если растворишься в Ней целиком.
Она слишком глубока, и его ей будет слишком мало.
Он не даст ей той надежности. о которой она мечтает.
Его качает по жизни не меньше, чем ее.
Он не может дать ей дружбы,
потому что ее душу к его не тянет, она считает их слишком разными.
Он не может дать ей спокойствия, он сам - сплошные иголки в разные стороны,
и она взяла на себя эту роль, роль утешителя...
Он не может дать разрядки ее противоречивым накопившимся мыслям,
он попросту не всегда понимает их. Не понимает зачем спорить на такие темы,
где точки их зрения не совпадают. А вдруг спор перейдет в ссору, а ссора затянется.
Это глупо, лучше не говорить на опасные темы совсем.
Единственное, что он отдает ей без ограничения- свою нежность.
Свою безграничную трепетную нежность.
Он гладит ее по голове, и у нее немеют губы.
Он берет ее руку,и кровь в венах мешается с током.
Ты целует кончики ее пальцев,и ей становится трудно дышать.
Это помешательство тела.
Ее тело сходит по нему с ума.
Я бы хотела сказать, что это любовь, но влюбляются в тех, кто лучше.
А она не видит в нем ничего необычного.
Я хотела бы сказать, что это просто секс, но меня тошнит от цинизма.
Просто секс - хуже онанизма.
Я назову это нежностью. Она испытывает к нему Нежность.
Или просто:
Она позволяет себя любить...
Ей нужно. чтобы ее любили...
Хотя мое мнение, больше всего это похоже на благотворительность.
Она никогда не будет жалеть о нем..
Она не уверена, что вспомнит его через 10 лет.
Может быть, разгребая старые милые фотографии,
она наткнется на его простоватое улыбчивое лицо.
Это будут их совместные фотографии, но сделанные им для него же.
Они в Питере на кваритре у его знакомых, а вот он обнимает ее плечи, в метро.
Или вот, где он пытается отобрать у нее сигарету.
И есть во всех этих фотографиях одно - на всех у нее отстраненное лицо.
Просто она никогда его не любила, она позволяла ему быть рядом с собой.
Но сейчас она с ним.
Она нужна ему.
Она должна быть с ним в эти моменты его жизни, потому что он абсолютно один.
Один в огромном городе.
И она заполняет его пустоту. Собой.
И ей приятно то, что она нужна ему.
Она делает его жизнь яркой и не банальной.
Она заполняет каждый их вечер теплом и тихим счастьем.
Он любит ее. Ему так хочется любить...
Вот только ее пустоту он заполнить не сможет, даже если растворишься в Ней целиком.
Она слишком глубока, и его ей будет слишком мало.
Он не даст ей той надежности. о которой она мечтает.
Его качает по жизни не меньше, чем ее.
Он не может дать ей дружбы,
потому что ее душу к его не тянет, она считает их слишком разными.
Он не может дать ей спокойствия, он сам - сплошные иголки в разные стороны,
и она взяла на себя эту роль, роль утешителя...
Он не может дать разрядки ее противоречивым накопившимся мыслям,
он попросту не всегда понимает их. Не понимает зачем спорить на такие темы,
где точки их зрения не совпадают. А вдруг спор перейдет в ссору, а ссора затянется.
Это глупо, лучше не говорить на опасные темы совсем.
Единственное, что он отдает ей без ограничения- свою нежность.
Свою безграничную трепетную нежность.
Он гладит ее по голове, и у нее немеют губы.
Он берет ее руку,и кровь в венах мешается с током.
Ты целует кончики ее пальцев,и ей становится трудно дышать.
Это помешательство тела.
Ее тело сходит по нему с ума.
Я бы хотела сказать, что это любовь, но влюбляются в тех, кто лучше.
А она не видит в нем ничего необычного.
Я хотела бы сказать, что это просто секс, но меня тошнит от цинизма.
Просто секс - хуже онанизма.
Я назову это нежностью. Она испытывает к нему Нежность.
Или просто:
Она позволяет себя любить...
Ей нужно. чтобы ее любили...
Хотя мое мнение, больше всего это похоже на благотворительность.
суббота, 18 сентября 2004
Take care.
Что заставило вас завести дневник?